Дети любви - Страница 14

– Добро пожаловать в бар чаровницы Рози! Розамунда! Встречай гостей.

Рози Каллаган была неимоверно кудрява, мала ростом, подвижна, словно ртуть, говорлива, как весенний ручей, остра на язык и чертовски обаятельна. Она ухитрялась одновременно обслуживать посетителей, болтать с Морин, ругать Дика и подливать в высокие бокалы яблочный сидр. Дик в ответ на ругань поцеловал Рози в румяную щеку и ушел в дальний конец зала звонить, а Морин и не заметила, как разговорилась, выложив о себе почти все: живет одна, любит свою работу, замужем не была и не хочет, хотя недавно сама себе придумала роман… Рози подперлась пухлой рукой, унизанной серебряными перстнями, и лирически закатила глаза, густо подведенные синим.

– Понимаю. Но ты все-таки скучаешь. Не к кому приходить домой по вечерам. Не с кем потрепаться. Я знаю про такое. Видишь ли, независимость такая штука… Впрочем, иногда она в масть. Мне вот после развода незачем советоваться с кем-то, если я хочу купить новую, скажем, кровать. Или машину. Мне не надо думать, понравится еще кому-нибудь мое новое платье. Это же здорово! Короче, новому парню придется купить мне кольцо карата на четыре, минимум, прежде чем я скажу «да»!

Морин не могла сдержать улыбку. Судя по взглядам мужчин, Рози недолго ждать ее четырех каратов…

– Сейчас мне не до романов и не до независимости. Обстоятельства сложились так, что мне нужно спрятаться, а я… Я в жизни не представляла, что могу оказаться в такой ситуации! Как можно спрятаться в чужом большом городе, где никого не знаешь? А с другой стороны – где же еще прятаться, как не в большом городе?

– Дорогуша, это старый Чикаго. Здесь можно потеряться на ровном месте, а можно оставаться на виду, даже зарывшись по самые бейцалы в помойку.

Рози была права. Этот район, где испокон веку селились многочисленные иммигранты, представлял из себя гремучую смесь традиций, авангарда и самой беззастенчивой эклектики. Еще по дороге сюда, на светофоре, Морин – в те краткие мгновения, когда паника отпускала ее, – с умилением смотрела на благоухающего марихуаной хиппи, мирно сидящего в автобусе рядом с затянутым в кожу трансвеститом с волосами, выкрашенными в розовый цвет, и проколотыми носом и бровями, и думала, что в этом районе явно удастся затеряться даже говорящему слону.

Теперь Морин то и дело бросала взгляды в сторону дальнего столика с телефоном и недоумевала. Что такое с Диком? Почему у него такое злое и напряженное лицо, ведь все было хорошо?

Рози окликнула ее, выставляя на стойку ведерко со льдом:

– Эй, что с тобой, Мэг?

– Кажется, я рассердила Дика. Или напугала…

– Мэгги, ты слишком много беспокоишься об этом парне. Дик Манкузо здесь вырос. Его не испугаешь, во всяком случае, не так запросто.

Позвольте, а как же Бродвей? Мюзиклы? Импресарио?

Паника вернулась, удушливой волной подкатила к самому горлу. Морин беспомощно посмотрела на Рози, безмятежно протиравшую стаканы.

– Дик Манкузо… вырос в этом районе?

– Ну да. Как, собственно, и Чико Пирелли. Это же его лучший дружок.

– Кто?..

– Да оба друг другу, если разобраться-то. Вот чего, ты сейчас прям помрешь от усталости, я же вижу. Забирай ключи и вали домой. Дик проводит. Я приду поздно, после закрытия, так что ложись и спи. Завтра все решим и обговорим.

Морин безучастно приняла связку ключей холодными пальцами. Рози Каллаган теперь представлялась ей ведьмой из сказок или предводительницей разбойников, заманивавшей путников в свою корчму на погибель…

Дик ее обманул. Он работает на Пирелли. Он отвезет ее в дом Рози, запрет, а потом Пирелли придет и оторвет ей голову. Надо сказать… надо объяснить… Мэгги…

Подошедший Дик едва успел подхватить девушку, мягко повалившуюся со стула. Рози удовлетворенно кивнула.

– Отличный сидр! Она тебе кто?

– Ей надо помочь…

– То есть шел по улице, нашел девушку, глядь – а она в беде?

– Ее ищет один человек.

– Ага. А она не хочет, чтобы он ее нашел. И почему?

– Потому что он очень зол на нее.

– За дело?

– Ты вчерашние «Огни» читала?

– Это насчет… Слушай, не смеши меня. Она – стриптизерша?! Тогда я – балерина.

– Если ты потренируешь батман тондю, то запросто сойдешь за балерину, Рози.

– Я вот щас как дам кому-то…

– О, это моя мечта, но ты все только обещаешь…

– Я тебе в матери гожусь, юный паразит!

– Увы! Далеко не юн, а стать паразитом – моя мечта, но вместо этого все работаю, работаю… Что же до матери – Рози, тут ты перегибаешь. В пятнадцать лет…

– В тринадцать!

– Я и говорю, рановато. Скажем так, старшая сестра. Подсознательный пубертатный идеал женщины. Причина моего инфантильного промискуитета…

– Мы в академиях не обучались, но на слух что-то неприличное ты говоришь.

– Говоря более приземленным языком, восемь женщин бросил я, девять бросили меня. Ибо во всех я искал голубизны глаз моей сестрички Розамунды, ее смеха, подобного журчанию Рианнонна…

– Иди к бесу, Дик Манкузо. Вези девочку домой и не вздумай обижать. Чико нужно охолонуть, а потом уж вы все разберетесь.

– Чао, кариссима Роза!

– Ауфидерзейн, кляйне брудер Рихард.

6

Морин плыла в темноте, не ощущая веса своего тела. Потом сквозь тьму пробился настойчивый жужжащий звук, превратившийся в рычание мотора, почему-то смутно ей знакомое. Следом за звуками вернулись ощущения. Тепла – там, где ее спина прижималась к чему-то теплому и широкому. И еще там, где ее обнимали… да, определенно, это были руки.

Она резко открыла глаза и поняла, что идет дождь, на улице почти совсем стемнело, и сидит она верхом на мотоцикле, только Дика Манкузо перед ней нет, потому что он сзади, и именно его руки ее и обнимают. Морин сильно вздрогнула и рванулась на волю. Дик не препятствовал, просто разжал объятия.