Сама же Рози сейчас выбиралась из своего автомобильчика, чтобы через секунду крепко обнять Морин. Спустя минуту она выпустила подругу и пытливо заглянула ей в лицо.
– Так, а теперь объясни мне, что ты делаешь на улице в такой час и почему работаешь дворником?
– Ну надо же было чем-то заняться. Телевизор я смотреть не могла, там по всем программам я и Мэгги. Читать неинтересно – наша жизнь круче любого романа. Оставалось взять метлу и начать подметать.
– Слава богу, чувство юмора на месте. А то я за тебя волновалась.
– Рози, мне надо тебе кое-что сказать.
– Не сразу, дорогуша, я есть хочу. Пошли в дом.
На кухне Морин долго возилась с продуктами, собираясь с духом, чтобы рассказать Рози обо всем, что случилось за сегодняшний день. Рози ее не торопила, но Морин уже почти физически ощущала нетерпение, клокочущее в пышной груди подруги. Она уже открыла рот – но Рози успела первой.
– Значит, боюсь, что замуж за Пирелли ты не собираешься. Да, новости буквально распирают телевизор. Что ж… правда, еще двадцать четыре часа назад я бы вообще предположила, что ты выходишь совсем за другого, но кто я такая, чтобы утверждать наверняка!
– Рози…
– У тебя слезы в глазах и губы дрожат, так что ты пока спрячься за дверцу холодильника и борись с собой, а я тебе скажу вот что. Я расскажу, что я думаю обо всей ситуации в целом. Я знаю, меня никто об этом не спрашивал, но должна это сказать, иначе я лопну, такова уж я, и не на пятом десятке мне меняться! Твое дело, как ты к этому отнесешься, но я скажу – и больше не стану к этому возвращаться. Прежде всего, почему я об этом говорю? Потому что я переживаю за тебя. Дальше: ты знай, я всегда буду за тебя горой, что бы ты ни решила, и неважно, последуешь ты моим советам или пошлешь меня подальше вместе с ними. Вот. Теперь о главном.
Морин села на стул и сложила руки на коленях. В ее карих глазах поблескивали озорные огоньки. Рози плеснула себе щедрую порцию виски и продолжала:
– То, что ты сегодня сделала, – то есть сбежала от Дика Манкузо, – было очень здорово, очень смело, можно сказать, героически, и очень глупо. К сожалению, герои чаще всего мрут в полном одиночестве, не дожив до старости, и это меня категорически не устраивает, поскольку речь идет о тебе…
– Но я вовсе не останусь в одиночестве! У меня же будет муж…
– И с этим Беном у тебя знаешь чего никогда не было? Любви. Ты не влюблена в своего профессора, и профессор не любит тебя. Для него ты всегда была чем-то вроде мебели. Ну ладно, пусть не мебель, пусть произведение искусства. Красивое, дорогое, им можно хвастаться перед гостями, а можно продать.
– Но Бен Кранц хороший человек…
– Бенни наверняка отличный парень, но он еще и довольно ограничен и предсказуем, как счет в нашем ресторане. Заметь, я вовсе не исключаю, что и в него может до смерти влюбиться какая-нибудь потрясающая девица, плененная его манерами. Вот только это не ты.
– Правильно…
– Любви нельзя научиться, она либо есть, либо нет…
– Но ведь он же смог полюбить меня…
– Ему просто очень хочется верить, что достаточно просто жениться – и жизнь войдет в прежнюю колею…
– Кому?
– Только не ври мне, что даже сейчас, когда ты пытаешься спорить с очевидным, в твоей измученной головке не проносятся воспоминания, которыми ты будешь дорожить всю свою жизнь! И разве там, внутри, некая часть тебя не желает страстно и яростно, чтобы Дик был сейчас рядом, чтобы он был рядом всегда, чтобы обнимал и целовал тебя по вечерам, когда ты возвращаешься домой, чтобы будил тебя поцелуями по утрам?
– Так я же и говорю…
– Фигня! Ты именно по этому тосковала в своей прошлой жизни, красивая, окруженная милыми, воспитанными людьми и красивыми вещами – но несчастливая! Вся разница в том, что теперь ты точно знаешь название того, по чему тоскуешь. Любовь!
– Не пойму, о чем мы спорим…
– Дорогуша, это потому, что Дик не сказал тебе о своей любви? Так сражайся за него, это гораздо полезнее для здоровья.
– Он сказал. Он сказал, что любит меня. И я сказала, что люблю.
– Что? Дик… Ты и Дик… Но разве…
– И замуж я за него пойду.
– Ну и дура!
Морин изумленно посмотрела на Рози. Та махнула рукой и весело улыбнулась.
– Да, дура, от слов своих не отказываюсь. Хорошее дело браком не назовут. Ладно. Помогу, чем смогу. Вот, блин, а я-то распинаюсь! Я ведь была уверена, что ты сбежишь в свой городишко и постараешься все забыть, выйдя замуж за того профессора.
– Ох, Рози! Слушай, у меня… у нас есть к тебе просьба. Это насчет твоего дома и нас с Диком. Мы хотим пожениться поскорее, но в мэрии очередь, а если на дому…
– Ты хочешь сыграть свадьбу здесь? Для меня это честь! Сколько у нас времени?
– Четыре дня.
– Дорогуша, ты не ищешь легких путей в жизни!
– После свадьбы, клянусь – только легкие пути. Простая жизнь без всяких затей.
Если бы она знала, как ошибается, говоря это!
Морин направила струю воды на отмытую колонну и вновь окунулась в воспоминания, от которых ныла грудь и тянуло внизу живота. Шум мотора напоминал раскаты грома, брызги воды то и дело обрушивались на Морин, и она возбужденно закусила губу, вспомнив, как ее обнаженная спина скользила по холодной поверхности колонны, а в это время горячее, жадное тело Дика опаляло ее спереди, и гром заглушал стоны женщины и сдавленное рычание мужчины…
Нервы Морин были напряжены до предела, пот выступил на висках, и она безжалостно направляла шланг на несчастную колонну, словно пытаясь смыть с нее невидимые свидетельства того, что эта ночь не приснилась Морин в эротическом сне, а была на самом деле.